«Агентурно Х» - Вадим Михайлович Хитров

Непенин ткнул карандашом в карту так, что сломался грифель.

– И это не в первый раз, Адриан Иванович. Вот смотрите, я проанализировал некоторые факты, и получается, что этот случай далеко не единичный. Только протралят, а мины вновь появляются, — сказал Ренгартен, выложив из папки лист с таблицей. — Вот смотрите, здесь даты траления, здесь даты подрывов.

– А места?

– Вот в этой колонке координаты.

– Может лодка все-таки?

– Да мелко тут для лодки, Адриан Иванович. Фарватер специально так проложен, суда жмутся к берегу, чтобы под атаку не попасть.

– А ежели она в надводном положении тихо подошла, поставила, и поминай, как звали.

– Это возможно, однако весьма рискованно. Но тут, Адриан Иванович, самое интересное начинается. Подрыв «Енисея» произошел четвертого июня, а двумя днями ранее мы перехватили пространную радиограмму всем кораблям немецкого флота, в коей сообщалось следующее: «По случаю введения в строй двух новых субмарин для действия на Балтийском театре военных действий командующим силами Балтийского моря Генрихом Прусским был произведен торжественный смотр всей флотилии подводных лодок. По сему поводу все боевые лодки прибыли в базу». Ну тут еще много написано: про высоких гостей и банкет, про то, что еще более укрепился славный флот, и так далее. Боевой дух поднимают, но, главное, получается, что в этот день ни одна лодка не выходила в море.

– А наши когда тралили, вы говорите?

– Так третьего числа.

– Чертовщина какая-то. Лодок не было, отряд бы мы засекли, а одиночному миноносцу через основную позицию не прорваться.

– Да еще и неоднократно, — вторил Ренгартен.

– Хорошо, чертей и всякую другую нечисть отставим и будем рассуждать здраво. Если мин не было, но они появились, значит, их кто-то поставил.

– Кто-то, кто ходит у нас под носом, а мы его не замечаем. Летучий голландец какой-то.

– Мы же договорились, Иван Иванович, чертовщину отставим. Это может быть только грузовая лайба или рыбак.

– Рыбак, рыбак, — задумчиво произнес Непенин. — А что, траулер и как передаточное звено годится, и мины с него удобно ставить.

– Удобно, если сделать кое-что.

– Пожалуй, вы правы, Иван Иванович, транспорт тут не подходит по многим причинам. Экипажи меняются, секретность не обеспечишь, да и подозрение может вызвать, что это судно под фрахтом вдруг непонятные эволюции начинает совершать. А рыбак — как раз понятно, почему на одном месте вертится, то сети поставить, то выбрать, да и команда маленькая, постоянная. А какое-то, хотя бы и самое элементарное устройство для постановки мин у него должно быть, так что у этого рыбачка особые приметы имеются. Вот что, Иван Иванович, возьмите толкового офицера из Особого делопроизводства и найдите мне этих рыбаков-диверсантов. Подключите местную полицию, пусть помогут. Заодно и наши посты проверите, это и будет вашим официальным заданием.

– Есть.

На этом полуночное совещание закончилось.

1915 год. Сентябрь. Ревель

Для начала Ренгартен решил встретиться с командиром тральщика № 210 лейтенантом Комовым. Тральщик как раз встал в порт Петра Великого для небольшого ремонта.

Лейтенанта пришлось ждать некоторое время на корабле, прогуливаясь по палубе, благо день был прекрасный. Комов носился где-то по ремонтным делам.

Наконец он появился — молодой, розовощекий, несколько разгоряченный.

– Добрый день, Антон Сергеевич. Мы с вами лично не знакомы. Разрешите представиться, Иван Иванович Ренгартен. Мне необходимо поговорить с вами.

– Здравия желаю. Да, мне доложили. Извините, пришлось ремонтникам хвост накручивать. Краски у них, видите ли, нужной нету. Ремонт-то пустяшный, в тумане чуть дно задели, винты, главное, в порядке. Так за сутки все сделали, а из-за покраски третий день стоим почем зря. Ну ничего, сегодня к вечеру доставят. Пусть только попробуют не доставить. Вас чаем напоили? Нет?! Митрохин! — крикнул куда-то в пространство. Тут же, как из-под земли, появился дородный матрос с серьгой в ухе. — Что же ты, братец, гостя не попотчевал? Давай чаю нам и к чаю чего-нибудь.

– Куда подать? — пробасил Митрохин.

– Где беседовать будем? — спросил в свою очередь Комов.

– Лучше у вас в каюте, Антон Сергеевич.

– Тесновато у меня.

– Ничего, характер нашей беседы к тому обязывает.

– Ко мне подашь, — бросил Комов матросу. — Ну, что же, милости прошу, Иван Иванович, раз так надо.

В тесной каюте Ренгартен разложил на небольшом столике карту, блокнот и карандаш.

– Я состою по Службе связи и в данный конкретный момент мне совершенно необходимо знать о действиях вашего судна в двух последних выходах. Вернее так, Антон Сергеевич, я, конечно, понимаю, что вы занимались своим прямым делом, то есть тралением, и об этом докладывать не надо. Меня интересует другое, не встречалось ли вам что-то необычное во время работы? Не показалось ли что-то странным?

Комов с недоумением посмотрел на Ренгартена.

В этот момент Митрохин принес чай.

Молчание несколько затянулось.

– Может, коньяку? — несколько неожиданно предложил Ренгартен, понимая, что его собеседнику надо как-то расслабиться.

– Можно, у меня Хеннесси имеется, — быстро согласился Комов.

Они выпили.

– Знаете, Иван Иванович, вы можете почитать судовой журнал, мы все фиксируем самым тщательным образом, строго по форме.

– Почитать, конечно, можно, однако меня интересуют мельчайшие, самые незначительные на первый взгляд факты, которые никакой командир в журнал не запишет.

Комов только непонимающе пожимал плечами.

– Право слово, Иван Иванович…

– Наливайте, — решительно сказал Ренгартен.

Они выпили снова.

– Хорошо, попробуем по-другому. Покуда вы тралили в последний раз, никто вокруг вас не крутился?

– Нет, никого, ни перископа, ни корабля.

– А гражданские суда?

– Да тоже никого, только траулер или сейнер болтался поблизости. Я в рыболовецких судах плохо разбираюсь. Видно, ждал, пока мы мины уберем, чтобы сети поставить. Они тоже боятся.

– Вот видите, а говорите никого. А теперь очень важные вопросы, Антон Сергеевич. Там был только один сейнер?

– В последний раз один, иногда и больше.

– А сейнер, который вы наблюдали в последний свой выход, вы только один раз встречали?

– Нет, мы его и раньше видели.

– Почему вы так уверены, что это одно и то же судно?

– Ведет он себя всегда одинаково, то подойдет поближе, видит, что мы еще возимся, и отвалит, потом опять.

– А название этого судна вы не приметили?

– Нет, не приметил, не смог.

– Почему?

– Он носом всегда к нам шел, как нарочно, не разглядеть, правда, мне показалось, что названия у него вовсе нет.

– Как это?

– Однажды я его на развороте поймал, так названия не увидел.

– Странно.

– Да, странновато.

– Как думаете, откуда он пришел?

– Да рядышком где-то с нашей позицией и базируется. Такие лайбы далеко не ходят.

– Давайте определимся по карте. Правильно ли я отметил места и даты ваших последних работ по тралению?

Комов посмотрел на карту и утвердительно кивнул головой.

– Хорошо, Антон Сергеевич, опишите, пожалуйста, это судно.

– Да ничего особенного, тонн триста, может, меньше, надстройка черная, труба одна, черная, корпус тоже черный, устройства для подъема сетей, три мачты.

– Три мачты?

– Да, три.

– Точно?

– Совершенно точно.

– Зачем рыбаку три мачты, как думаете?

– Не знаю, я же говорю, в рыболовецких судах не силен. Может, у него парусное вооружение имеется. Более ничего примечательного не отметил.

– Ладно, спасибо вам, Антон Сергеевич, за помощь и за коньячок. Никому о нашей беседе не рассказывайте, хорошо? — подытожил встречу Ренгартен.

– Не за что, заходите, коли нужда будет.

Ренгартен буквально выбежал из каюты командира тральщика, оставив того в легком непонимании смысла и степени секретности произошедшего разговора.

1915 год. Сентябрь. Гельсингфорс. Або

Ренгартен навел справки и выбрал для инспекции два населенных пункта, где базировались рыболовные суда. С географической точки зрения эти рыбацкие поселки представлялись ему наиболее перспективными. В Гельсингфорсе Ренгартена встретил старший лейтенант Окерлунд из Особого делопроизводства.

– Доброе утро, Иван Иванович, авто подано, — улыбаясь своему давнишнему знакомому и одновременно щурясь на солнце, приветствовал он Ренгартена, сбегающего по трапу посыльного судна, пришедшего с оказией в Гельсингфорс.

– Здравия желаю. Искренне